Résumés RES 84 Fascicule 1-2
ANDJELKOVIC Sava
Centre de recherches sur les cultures et littératures d’Europe centrale, orientale et balkanique (CRECOB) – Université Paris-Sorbonne
RES 84/1-2
The Motifs of the Folk Song The Prince’s Dinner in Ljubomir Simović’s Play The Battle of Kosovo
After having evoked the importance of the
battle of Kosovo, an historical event which
became legendary and mythical thanks to
Serbian medieval literature, epic folk songs,
and oral tradition, the author analyses The
Prince’s Dinner (the third of the Fragments
of Various Songs of Kosovo) and its characters,
the Christian dimension of the song
and the thesis that it is representative of a
battle between old and new faiths. Subsequently
examined is the drama by Ljubomir
Simović (particularly the prince’s dinner
scene), written in 1988 for the 600th anniversary
of the battle of Kosovo, and its
second version published fourteen years
later. For all its literary qualities, Simović’s
The Battle of Kosovo failed to escape the
influences of the time when it was created :
Simović wrote a play corresponding to the
horizon of the expectations of his readers,
eager for a revitalization of the national
mythology.
Motivi narodne pesme Kneževe večere
u drami Ljubomira Simovića Boj na Kosovu
Posle ukazivanja na značaj Kosovske bitke, istorijskog događaja koji je prerastao u legendu i mit, zahvaljujući srpskoj srednjevekovnoj književnosti i epskim narodnim pesmama i usmenim predanjima, razmatra se Kosovska večera i njeni likovi kao treća pesma iz Komada od različnijeh kosovskijeh pjesama. Ispituje se njen hrišćanski sloj, kao i teza da se radi o sukobu stare i nove vere ; potom drama Ljubomira Simovića, drama sa scenom večere koja je napisana 1988. za veliku 600-godišnjicu boja na Kosovu, i njena verzija 14 god. kasnije. Iznosi se mišljenje da je Simovićev Kosovki boj dobra umetnička tvorevina koja nije uspela da se otrgne uticaju vremena u kome je nastala i da je upravo napisao dramu kakvu su očekivali njegovi čitaoci, željni revitalizacije nacionalne mitologije.
ARMIANOV Gueorgui
Institut national des langues et civilisations orientales, Paris
RES 84/1-2
The Evolution of the Grammatical
and Lexical System
of the Bulgarian Language Since 1989
Following the fall of the totalitarian regime
in Bulgaria in November 1989, new conditions
for the democratization of economy, society, science and culture have emerged.
The Bulgarian language evolved considerably,
primarily in its oral forms and nonsanctioned
expression. All these changes
required in turn a reform of the language in
harmony with the new political, socio-economic
and cultural modernization. Gradually,
the issues of language were included in meetings
of ministries, commissions, working
groups, and in the Parliament. Efforts have
been made to define criteria for what was to
be considered right or wrong, to establish a
system of transliteration and transcription
adapted to modern life, and even to introduce
a mandatory exam in Bulgarian to enter
university or to work in the national administration.
The aim of this article is to study,
describe and analyse this process of linguistic
change and development. In the beginning, it
will examine the social factors that led to the
current form of the Bulgarian language, the
one that can be heard or read twenty-five
years after the fall of the communist regime
in Bulgaria. Next, it will consider the different
linguistic levels and spheres and their
evolution : grammatical (phonetics, morphology,
syntax) and lexical (vocabulary, relationship
between the standard language and the
other systems and subsystems). All these
observations are based on excerpts from
official press-releases, from forums in newspapers
and on Internet blogs, on the radio
and television, and on spontaneous conversations
heard or recorded in the street.
Българският език и политическите
промени или езикът в промяна
1989-2013
След падането на тоталитарния комунистически режим в България през ноември
1989 година се създадоха благоприятни условия за демократизиране на обществото,
науката и културата. Промените изискваха
на свой ред и съответна реформа на езика,
която да отразява новите политически,
социално-икономически и културни реалности.
В предлаганата работа се разглеждат
процесите на промяна в българския език в
периода между 1989-2013 година. Специално внимание се обръща на социалните
фактори, довели до сегашното състояние
на българския език – такъв, какъвто се
чете, чува и пише близо 25 години след
политическите промени. Анализират се
различните равнища – граматично (фонетично, морфологично, синтактично) и
лексикално (речник, взаимодействие между
книжовния език и другите езикови системи, връзки с чуждите езици) – и измененията в тях.
В центъра на изследването е преди всичко
устната реч, тъй като тя е много по-освободена от писмената, често се различава от
книжовната норма и в нея се отразяват
най-ярко както настъпилите промени, така
и тенденциите в развитието. За илюстрация са използвани материали от статии във
вестници и списания, от литературата и от
писмени работи на ученици и студенти, от
предавания по радиото и телевизията, от
непринудени разговори, както и от
интернет-форумите на различни печатни
издания.
ARTYUSHKINA Olga
Université Paris-Sorbonne
RES 84/1-2
Free Indirect Speech in the Continuum
of Forms of Reported Speech in Russian
Towards an Enunciative and Pragmatic
Approach to this Phenomenon
A new approach to Free Indirect Speech
(FIS) is proposed in the article. This phenomenon
is treated in the light of the theory of
speech acts considering the pragmatic and
semiotic criterium in reflecting indirect
speech ; the examples which are given erroneously
as FIS in linguistic literature are also
included. The focus is, in particular, on reflecting inner speech in literature : peculiarities
of communicative situation, ways of
reflecting thoughts and perception of the
character. For this, the author of the article
introduces the notion of ‘speech effect’
which is necessary to describe mimetic
reflection of thoughts.
The author of this article considers the
insufficiency of traditional taxonomy with
three catagories of indirect speech ; the
examples reveal that FIS is often a part of
intermediate categories of the indirect speech
continuum which arrises the problem of
marking the limits of these catagories and
shows the instability of the markers themselves.
Несобственно-прямая речь
в континууме форм чужой речи
в русском языке
В статье предлагается новый подход к такому явлению, как несобственно-прямая речь (НСПР). Данное явление рассматривается в свете теории речевых актов с учетом прагматического и семиотического критерия в изображении чужой речи ; рассматриваются примеры, которые часто ошибочно представлены в лингвистической литературе, как НСПР. В частности, проблематизируется изображение внутренней речи в литературе : выявляются особенности коммуникативной ситуации, способы изображения мыслей и восприятия персонажа, для чего автор статьи предлагает такое понятие, как « эффект речи », необходимый для описания миметиче ского изображения мыслей. Ставится проблема о недостаточности традиционной таксиономии с тремя категориями чужой речи : примеры показывают, что НСПР часто является частью континуума промежуточных категорий чужой речи, в связи с чем поднимается вопрос маркирования границ этих категорий и показывается нестабильность самих маркеров.
AUTANT-MATHIEU Marie-Christine
Atelier de recherche sur l’intermédialité et les arts du spectacle (ARIAS)
CNRS – Université Sorbonne nouvelle - Paris 3 – École normale supérieure
RES 84/1-2
Palimpsests of Čexov’s Drama
or The Rewriting as a Mirror
of Soviet Union-Russia’s Mutations
The rewriting of Čekhov’s drama is central
in the Russian theatrical life of these last
thirty years because the chekhovian characters,
in search of ideal in a dying society,
propose a reading of the Communism and
post-Communism’s troubles. It is in a context
of extreme saturation by Čexov’s theater that
the contemporary playwrights try to make
their voice heard. From examples chosen
among the ‘new wave’ plays, then among
those of the Perestroika and of post-Soviet
period, the author shows that both fascination
and aversion define the relationship contemporary
authors have with this classic, whose
plays monopolize the stage, to the detriment
of the contemporary production. As a barometer,
the rewriting of Čexov’s drama records
the social changes. After periods of nostalgia
towards the end of the 19th century, idealized
as a lost paradise, then of sarcasms and
destructive irony, the recent Čexov rewritings
are rooted in a thematic, structural matrix
which is a part of the collective unconscious.
Пaлимпсeсты чеховского театра
или Переписание как зеркало
советских и российских перемен
Драматургия Чехова и ее новые интерпретации занимают центральное место в российской театральной жизни последних тридцати лет, потому что чеховские персонажи со своим поиском идеала в угасающем обществе способствуют пониманию недугов как самого коммунизма, так и постсоветского периода. Современные авторы стараются быть услышанными в ситуации, когда все до крайней степени насыщено чеховской драматургией. На примерах из пьес « новой волны », затем произведений эпохи перестройки и пост-советского периода, автор покажет, что сегодняшнее отношение авторов к этому классику, чья драматургия господствует на сцене, оттесняя современные произведения. Перепи- санные Чехов подобно барометру улавливает общественные изменения. После периода ностальгии по отношению к эпохе, которая ощущалась как потерянный рай (конец XIX века), а затем периода сарказма и иронии, последние обращения к Чехову тематически и структурно работают с коллективным бессознательным.
BERNITSKAÏANatalia
Université Paris-Sorbonne
ROUDET Robert
Université Jean-Moulin – Lyon 3
RES 84/1-2
Ромашки спрятались, поникли лютики.
Analysis of the Subject-Verb / Verb-
Subject Constructions in Contemporary
Russian Language
The article analyses semantic and syntactic
relationships in ‘without conjunction
constructions’ such as S-V / V-S : Ромашки
спрятались, поникли лютики. The given
construction, in particular, is compared to the
construction without inversion : S-V / S-V
(Ромашки спрятались, лютики поникли.)
The authors support the hypothesis that the
inversion of the subject and predicate is
determined not by stylistic needs but semantic
and syntactic necessity. By analysing the
following facts, it can be established that the
statements with the inversion of the subject
and predicate V-S are definitely dependent
on the context on the left and, as a rule, such
statements cannot be used at the absolute
beginning of a connected text ; most constructions
S-V / V-S are connected by the attitude
of the direct antecedence / consecution, and
the replacement of the ‘without conjunction’
connection by the conjunction ‘and’ is
impossible or undesirable. Semantically the
statements with the order S-V / V-S are different
from the statements S-V / S-V as the
actions S-V and V-S reflect the two sides of
the same event (Лето кончилось, наступила осень), whereas the actions S-V / S-V
are independent events : Собака заворчала,
дети убежали.
Ромашки спрятались, поникли лютики.
Анализ конструкций типа S-V / V-S
в современном русском языке
В статье анализируются семантикосинтаксические отношения в бессоюзных конструкциях типа S-V / V-S : Ромашки спрятались, поникли лютики. Данная конструкция сравнивается, в частности, с конструкцией, где инверсии не имеется : S-V / S-V (Ромашки спрятались, лютики поникли.). Авторами защищается гипотеза, согласно которой инверсия подлежащего и сказуемого обусловлена не стилистикой, а семантческой и синтаксической необходимостью. Высказывания с инверсией подлежащего и сказуемого V-S находятся в явной зависимости от контекста слева, поэтому, как правило, эти высказывания не могут фигурировать в абсолютном начале связного текста ; большинство конструкций S-V / V-S связаны отношением непосредственного предшествования / следования, и замена бессоюзной связи союзом « и » является невозможной или нежелательной. Семантически высказывания с порядком S-V / V-S отличаются от высказываний S-V / S-V тем, что действия S-V и V-S отражают две стороны одного и того же события (Лето кончилось, наступила осень), тогда как действия S-V / S-V являются самостоятельными событиями : Собака заворчала, дети убежали.
BRACQUENIER Christine
Université Charles-de-Gaulle – Lille 3
MoDyCo, UMR 7114 (CNRS – Université Paris Ouest Nanterre La Défense)
RES 84/1-2
Adverbials (‘Circonstants’) and Specifiers
To a New Semantic and Syntactic Analysis
of the Russian Sentence
Grammars offer lists of ‘adverbials’ but the
difficulty is to define this element of the sentence. French terminology related it to the
verb, however since the end of the
20th century, the adverbial is no longer
considered as a verb complement but as a
sentence one. In Russian sentences, the main
constituent can be a word other than the verb,
and the author presents a new typology of
Russian sentences, starting from the nexus,
which is defined as the semantic and morphosyntactic
organizer of the sentence. Thanks to
concepts of rection and requisition, we can
distinguish different types of actants and
specifiers which depend on the nexus and
formulate a definition of adverbials (‘circonstants’)
as the expression of the spatiotemporal
and causal background in which the
content of the utterance will be correct.
Сирконстанты и « спецификаторы » :
К новому семантико-синтаксическому
анализу русского предложения
Грамматические пособия предлагают списки разных видов « обстоятельств », но трудность заключается не в составлении таких списков, а в определении того, что есть обстоятельства. Французская терминология, называя обстоятельства дополнениями, связывает данный член предложения с глаголом, но с конца ХХ века считается, что этот второстепенный член относится ко всему предложению. Так как русские предложения могут строиться без глагола, автор статьи считает нужным ввести понятие « нексуса » (nexus), который определяется как семантический и морфо-синтаксический организатор предложения. Понятия сильного и слабого управлений позволяют различить разные типы актантов и « спецификаторов », которые зависят от нексуса. На этой основе автор предлагает новую типологию русских предложений и новое определение « сирконстанта », являющегося языковым выражением пространственновременных и причинно-следственных отношений, в рамках которых высказывание оказывается истинным.
Les grammaires proposent des listes de « compléments circonstanciels », mais la difficulté réside surtout dans la définition de ce terme de la phrase. La terminologie française le rattache au verbe, cependant les recherches menées au cours du XXe siècle en font un complément de phrase. La phrase russe peut se construire autour de mots autres que le verbe et l’auteur présente une nouvelle typologie des phrases russes en partant du nexus, l’organisateur sémantique et morpho-syntaxique de la phrase. La mise en œuvre des notions de rection et de réquisition permet distinguer les différents types d’actants et de spécifiants qui dépendent du nexus, et de formuler une définition du circonstant en tant qu’expression du cadre spatio-temporel et causal dans lequel le nexus et ses dépendants sont valides.
GUENTCHÉVA Zlatka
LACITO – CNRS
Université Sorbonne nouvelle – Paris 3
RES 84/1-2
Mediativity in Bulgarian Proverbs
In the past two decades, proverbs have been
the subject of growing interest in linguistics
in Slavonic and in other languages. One of
the most important developments in thesе
studies is to analyse proverb use in relation to
its generic character, implicative structure,
rhythm but also to the speech act, rather than
only in terms of the contents and the meaning
of the proverb. However, the problem of the
role of aspectual and temporal verbal distinctions
is not yet sufficiently studied. The
aim of this paper is to analyse the forms of
the present tense and the ‘renarrative’ aorist
(truncated perfect) in Bulgarian proverbs.
The analysis shows that their use is related to
the speaker’s evaluation of the facts mentioned
in the act of speaking. It is argued that
the use of the present tense implies the enunciator’s
commitment to the ‘truth’ of the information mentioned in the act of speaking,
while the ‘renarrative’ aorist is only related
to the plausibility of the information available
to the enunciator.
Опосредствената информация
в българските пословици
В последните две десетилетия, пословиците и поговорките са обект на засилен интерес както в славянските, така и в другите езици. Основното предимство на тези изследвания е, че те не само анализират съдържанието и значението на поговорките, но едновременно с това водят до изключително интересни дискуссии върху техните характеристики като генеричност, импликативна структура, ритъмм както и до отношението им към речевия акт. Въпреки това, проблемите за ролята на видо-временните форми не са тук все още достатъчно проучени. Основната цел на настоящатата статия е да анализира формите на сегашно време и на “ренаративнияˮ аорист в българските пословици и да аргументира становището, че тяхната употребата е свързана с личната преценка на говорещия по отношение на факта, за който става въпрос в акта на говоренето. Анализът показва, че при употребата на сегашно време говорещият посочва ангажираността си с адеквантостта на дадена пословица относно предаваната информация ; с “ренаративнияˮ аорист говорещият посочва само допустимосттта по отношение на информацията, с която той разполага.
JOBERT Véronique
Centre de recherches sur les cultures et littératures d’Europe centrale, orientale et balkanique (CRECOB) – Université Paris-Sorbonne
RES 84/1-2
Multilingual Correspondence
from Soviet Russia in the 1920s and 30s
Forms and Functions
The 312 letters written between 1927 and
1933 by a cultured elderly lady of the Russian
nobility contain many passages in foreign
languages. The author, Olga Alexandrovna
Voejkova, used to speak French, English,
German and Italian. She corresponded from
Leningrad with her son, daughter and three
grand-daughters who had emigrated to
Harbin, China.
It seems quite obvious that her heavy reliance
on English and French enables her to bypass
the ever stricter censors. But it also represents
an attempt to transcend the oppressive
present and remind her addressees of happier
days in the past. In quotations from famous
English and French writers she re-asserts her
own intellectual moorings in European
culture. A subtle tone of irony in contrasting
the present with the past is never too far.
Thanks to her excellent English, French and
German she draws upon idioms that would
be difficult or impossible to translate into
Russian. Rather than elaborating on people’s
tremendous hardship at finding accommodation,
she merely refers to a ‘wild goose
chase’.
Многоязычие в частной переписке
в советское время
В этой статье речь пойдёт об употреблении
иностранных языков в переписке (1927-
1933 гг.) пожилой дворянки, пишущей из
Ленинграда своим родным, эмигрировавшим в Маньчжурию.
Во-первых, иноязычные языковые формы
зачастую заменяют отсутствующие на родном (русском) языке слова или выражения.
С другой стороны, эти письма написаны в
эпоху усиливающегося давления, а зачастую и прямых притеснений, которым были
подвергнуты так называемые « бывшие ».
Если проанализировать содержание иноязычных пассажей, явно проглядывается
желание донести до адресата крамольное
или критическое замечание, с надеждой,
что цензура не сможет понять данную
информацию.
Наконец, употребление иностранных языков позволяет автору писем создать « круг
своих », недоступный окружающему (неприглядному) миру, защищающий от него,
позволяющий как-то искусственно сохранить мир прошлого, где всё мило и знакомо. Коммуникативная функция данной
переписки особенно насыщена : адресат не
только знает иностранные языки, но всё
понимает с полуслова, схватывает любой
намёк.
KABAKOVA Galina
Centre de recherches sur les cultures et littératures d’Europe centrale, orientale et balkanique (CRECOB) – Université Paris-Sorbonne
RES 84/1-2
Naive Anatomy in Slavic Languages
The Digestive System
The analysis of the vocabulary and phraseology
of the Slavic languages allows to
reconstruct a traditionnal image of the body
and his interpretation. Our focus – only one
piece of naive anatomy : the digestive tract.
Slavic languages and dialects in their own
way propose a ‘mapping’ of the structure of
the internal organs. In some traditions, the
digestive organs and especially the stomach
are thought to be close to the heart and even
confused with it, in other – with the lungs.
Color and weight, selected as criteria for the
description of these anatomical organs, suggest
not only the visual observation, but also
the manipulation of these body parts. But
since ethnographers have very limited knowledge
of anatomy, we must assume that the
name of human organs have been transferred
from the designation of animal entrails.
In another group of vocabulary concerning
the functioning of these body parts we find
metaphors of digestion as a chemical process
based on food processing with heat, souring
or clotting. The stomach can also be described
as a mechanism for the grinding food like
millstones. In addition to the digestive organs
phraseology used to describe a variety of
emotional states, from anger to compassion.
« Наивная анатомия » в славянских
языках : пищеварительная система
Анализ лексики и фразеологии славянских
языков позволяет реконструировать образ
тела и способ его восприятия. В центре
нашего внимания – лишь один фрагмент
наивной анатомии : пищеварительный тракт.
Славянские языки и диалекты по-своему
« картографируют » структуру внутренних
органов. В некоторых традициях органы
пищеварения и прежде всего желудок
сближаются и даже смешиваются с сердцем, в других – с легкими. В качестве критериев для описания этих органов выбираются цвет и вес, что наводит на мысль
не только о визуальном наблюдении, но и
о непосредственном обращении с этими
частями тела. Но поскольку этнографы
повсеместно отмечали крайне ограниченные познания в области анатомии, следует
предположить, что на названия человеческих органов были перенесены обозначения внутренностей животных.
В другой группе лексики, относящейся к
функционированию этих органов, содержатся метафоры пищеварения как химического процесса, основанного на переработке пищи с помощью тепла, скисания
или свертывания. Желудок также может
описываться как механизм, перемалывающий пищу наподобие жернова. Кроме
того, во фразеологии органы пищеварения
используются для описания самых разных
эмоциональных состояний, от гнева до
сострадания.
LAVROV Aleksandr
Centre de recherches sur les cultures et littératures d’Europe centrale, orientale et balkanique (CRECOB) – Université Paris-Sorbonne
RES 84/1-2
The Hard Work of Bearleader
The Petitions and Testimonies
of Skomoroxi as Historical Source
The article begins with a criminal case – the
killing of a bear in the marketplace of
Beloozero (1635-36). The plaintiff, Timofej
Okladnicyn, accused the peasant Fedor
Antip’ev of this aggressive act. Was
Okladnicyn a simple seller of animals, a
professional trainer or a bearleader ? Was this
aggressive act a case of sinless hooliganism,
or was it Antip’ev’s intention to stress the
illegal character of Okladnicyn’s job ? The
document gives no definitive answer to these
questions.
For this article, the author has collected from
trials all petitions (čelobitnye) and testimonies
of Muscovite minstrels (skomoroxi). The
purpose is to compare the discourse of the
real makers of folklore with the texts of folkloric
tradition that were traditionally ascribed
to skomoroxi. The most important piece is
the non-published petition of bearleader
Grigorij Eftifeev, which proves the historicity
of exile of skomoroxi in the reign of tsar
Aleksej Mixajlovič. The testimony of Grigorij
Eftifeev, who was exiled not to Siberia, but
to the steppe frontier of Muscovy, can shed
some light on the disappearing of the skomoroxi
in legal documents after 1648 – the
makers of folklore got new social identities.
Трудный хлеб « медведчиков »
Челобитные и « распросные речи »
скоморохов как исторический источник
В начало статьи вынесена челобитная
некоего Тимофея Окладницына на крестьянина Федора Антипьева, поданная в
Белозерскую приказную избу в 1635-1636 гг. Окладницын писал, что он пришел
на ярмарку и « привел с собою продавать
медведя своего. И тот Федор того моего
медведя на той ярмарке убил по смерти ».
Был ли Окладницын простым торговцем
или « медведчиком », дрессировавшим зверей и выступавшим с ними ? Был ли поступок Антипьева проявлением бессмысленного жестокого куража, или его агрессия
была направлена против незаконного ремесла « медведчиков » и скоморохов вообще ?
Лаконичный документ не дает ответа на
все эти вопросы.
Тем не менее, представляется небезынтересным собрать в одной статье все известные до сих пор – как опубликованные, так
и неопубликованные – челобитные и « распросные речи » скоморохов. Поскольку те
или иные произведения фольклора – записанные как в ХVII-ХVIII вв., так и намного
позднее – с бóльшим или меньшим основанием связываются с деятельностью скоморохов, представляется интересным
сопоставить эти произведения с тем, что
скоморохи действительно писали и рассказывали на следствии. Наиболее интересным из этих свидетельств является,
несомненно, челобитная « медведчика »
Григория Ефтифеева, позволяющая прояснить вопрос о ссылке скоморохов после
указа 1648 г. – оказывается, что они были
сосланы не в Сибирь, а на степную границу Московского государства.
Le dur métier des meneurs des ours.
Les plaintes et les dépositions des skomoroxi comme la source historique
L’article s’ouvre par un cas criminel - notamment, par le meurtre d’un ours à la place de marché à Beloozero en 1635-36. Le plainant, un certain Timofej Okladnicyn, accusa le paysan Fedor Antip’ev d’avoir commis cette agression. Est-ce que Okladnicyn était un simple vendeur des animaux, ou un dresseur ou un meneur des ours ? Est-ce que Antip’ev a commis un acte agressif insensé, ou il voulait mettre en cause le métier d’Okladnicyn ? Malgré que le document ne donne pas de réponses définitives à ces questions, je préférai de rassembler dans le cadre de l’article toutes les pétitions (čelobitnye) et les dépositions judiciaires de skomoroxi (baladins moscovites) - aussi publiées qu’inédites. Le but principal était de comparer le discours de skomoroxi avec les textes de la provenance folklorique, qui sont traditionnellement attribués aux baladins. Le document le plus important est la pétition de Grigorij Eftifeev, adressée au tsar Aleksej Mixajlovič, qui prouve l’historicité de l’exil de baladins. Malgré que Grigorij Eftifeev fut exilé à la frontière méridionale, et pas en Sibérie, son témoignage pourrait expliquer pourquoi les skomoroxi disparaissent dans les documents officiels après 1648 - les créateurs du folklore ont trouvé les nouvelles identités sociales.
MILADI Lidia
Université Stendhal – Grenoble 3
RES 84/1-2
Deixis and Construction of Emphasis
in Polish Proverbs
Our analyses, conducted according to the
framework of the Meta-Informative theory
(MIC), are based on a review of five proverbial
classes containing the following dislocated
structures : A to Z with A = SN and
constructions with adnominal relative clause
begining with kto (who), co (that) and gdzie
(were), and adverb cause of time (gdy P
(when P)). Four syntactic operations combine
themselves to construct the highlight of the
analysed proverbs : segmentation, deletion of
little informative elements, permutation of
constituents, and insertion of the enunciative
particle to or presence of the demonstrative
pronouns and adverbs : to (this), ten (what),
tam (there) and wtedy (at the time). These
demonstratives constitute a pronominal support
for noun clauses and can be used anaphorically
or cataphorically into dislocated
structures. They have a dual status, not only
syntactic, but also meta-informative because
they strengthen the emphasis of the proverbs
while their deletion weaken it. Thereby the
speaker can modulate the emphasis. Moreover,
the Polish language has a fixed middle
position wherein it is always possible to
insert the adnominal particle to which is a
srong topic-marker.
Korelaty to, ten, tam i wtedy
w polskich przysłowiach
Polskie przysłowia zawierające zdania podrzędne dopełniające względne lub przysłówkowe zaczynające się od co, kto, gdzie oraz gdy zostały poddane kilku transformacjom takim jak : permutacja, ekstrakcja, usunięcie lub wstawienie składników. Analiza składniowa wykazuje, że konstrukcje te mają zapowiednik zespolenia w strukturze głębokiej w postaci odpowiedniego elementu wskazującego to, ten, tam i wtedy. Kiedy odpowiednik wskazujący jest akcentowany i następuje po nim pauza, to dostępuje wówczas do dyslokacji. Ponadto, porównanie struktur składniowych w zbadanych przysłowiach ze strukturami odpowiadającymi szykowi zdania neutralnego wykazuje na obecność czterech operacji składniowo-pragmatycznych budujących siłę ekspresywną przysłów. Są to : segmentacja, tzn. przeniesienie zdania podrzędnego na początek lub na koniec zdania nadrzędnego z możliwością jego anaforyzacji lub kataforyzacji ; usuwanie elementów mało informatywnych (np. czasownika być) ; permutacje elementów (np. umieszczenie przysłówka przed czasownikiem) i obecność partykuły to lub zaimków i przysłówków wskazujących to, ten, tam i wtedy. Obecność elementów wskazujących wyraźnie wzmacnia ekspresywność przysłów.
PEJOSKA-BOUCHEREAU Frosa
Institut national des langues et civilisations orientales, Paris
RES 84/1-2
From Orality to Literature
Oral Poetry in the Macedonian Theatre
of the ‘Quotidian’
It is difficult to establish the origin of Slavic
oral poetry. There is a lack of documents
concerning the settlement of Slavs in the
Balkans. At the origin of this art there is a
syncretism of rhythms of work, of bodies
(dance), of melody and of words. Then,
under the influence of different periods of
social development, a gradual separation of
elements occurs.
Singing is dissociated from work, the text
takes a more and more important place in
songs, choruses appear, then one soloist
emerges in the chorus : the coryphée. Then the
chorus splits up into epic singing and poetic
dialogues (lyrical singing). One singer who is
at the same time musician and dancer, turns
to singer-poet. Music is dissociated from
dance and singing from music. Words (text)
are separated from singing.
These stages are also those of the evolution
of traditional, feudal and patriarchal societies.
Orality gets supplanted by writing, leaving
however definite marks of the passage from
one to another in different modes of literary expression. We shall focus our interest on
theatre, more precisely on Macedonian theatre
of ‘life’ or of the ‘quotidian’ (1848-1950)
which is on half-way between oral and written
expression. We shall study modalities of
insertion of oral poetry, i.e. of short forms,
into dramatic texts, not for illustrating the
point nor to camp the setting, but as integral
part of narrative discourse and its structure.
От устного к письменному творчеству
Устная поэзия в македонском театре
« быта »
В связи со скудностью имеющихся данных
периода обоснования Славян на Балканах,
установить источники славянской устной
поэзии нелегко. Этот вид искусства основан на синкретизме ритмов труда, движений тела (танца), ритмов мелодии и слова.
На более поздних стадиях социального
развития произошло постепенное разделение составляющих элементов этого творчества. Пение отделяется от труда, в нем
все большее значение принимает текст,
появляются хоры, потом солист в хоре –
корифей. Позднее хоровое пение разделяется на два вида : эпическое пение и
диалогическое поэтическое (лирическое)
пение. Музыкант и одновременно танцор,
певец становится певцом-поэтом. Музыка
отделяется от танца. Пение отделяется от
музыки. Слово (текст) отделяется от пения.
Эти этапы развития прошло в своей эволюции и традиционное общество феодального и патриархального типа. Устное творчество уступило место письменному, но
при этом оставило свой след в различных
жанрах литературного выражения. Наша
стaтья посвящена театру, точнее, македонскому театру « быта » (1848-1950), находящемуся на полпути между устным и письменным творчеством. Мы осветим приемы
включения устной поэзии, то есть кратких
форм творчества, в драматические тексты,
но не с целью привести их примеры или
описать фон, на котором эти приемы применяются, а с тем, чтобы представить их
как полноправную составляющую повествования, как часть его нарративной
структуры.
De l’oralité à l’écriture : La poésie orale dans le théâtre macédonien « du quotidien ».
L’origine de la poésie orale slave est difficile à établir. Les documents relatifs à la période de l’installation des Slaves dans les Balkans font défaut. A l’origine de cet art, il y a syncrétisme entre les rythmes du travail, du corps (danse), de la mélodie et du mot. Puis, sous l’influence des différents stades du développement social, une séparation progressive des éléments s’effectue. Le chant se sépare du travail, le texte prend de plus en plus d’importance dans le chant, apparaissent des chœurs puis un soliste dans le chœur : coryphée. Ensuite le chœur se scinde en deux : le chant épique et la parole poétique dialoguée (chant lyrique). Un chanteur, à la fois musicien et danseur, devient un chanteur-poète. La musique se sépare de la danse. Le chant se sépare de la musique. Le mot (le texte) se sépare du chant.
Ces étapes sont aussi celles de l’évolution des sociétés traditionnelles de type féodal et patriarcal. L’oralité se voit supplantée par l’écriture en laissant, cependant, des traces de ce passage dans les différents modes d’expression littéraire. Nous nous intéresserons au théâtre, plus précisément au théâtre macédonien « de la vie » ou « du quotidien » (1848-1950), qui est à mi-chemin entre l’oralité et l’écriture. Nous étudierons les modalités d’insertion de la poésie orale, c’est-à-dire des formes brèves, dans ces textes dramatiques non pour illustrer le propos ni pour camper le décor mais comme partie intégrante du discours narratif et de sa structure.
STEFANOVIC Aleksandar
Centre de linguistique théorique et appliquée (CELTA)
Université Paris-Sorbonne
RES 84/1-2
Approximation by Numerals in BCMS
(Bosnian-Croatian-Montenegrin-Serbian)
Language
The paper deals with numerals and numeric
expressions indicating approximation in
BCMS. Indeed, concerning that issue language
textbooks contain very little information and
for approximate quantification they very often
mention the only nominal numerals in -ak
(desetak, dvadesetak etc.). Particular attention
is paid to the so-called pleonastic approximate
numeric expressions such as : approximate
word + approximate number (oko desetak,
jedno dvadesetak etc.), which are very
present in language usage and whose function
could be more accurately characterized
as ‘enhanced expression of approximation’.
Specific discursive situations, in which the
approximate meaning of the nominal numerals
in -ak (or in -ina) is reduced or even lost,
are also observed.
Aproksimacija pomoću brojeva u BCHS
(bosanskom-crnogorskom-hrvatskomsrpskom)
jeziku
Članak obrađuje brojeve i brojne izraze koji se odnose na aproksimaciju u BCHS jeziku. Naime o tom pitanju normativne publikacije vrlo malo pišu i za aproksimativnu kvantifikacuju uglavnom navode samo brojne imenice na -ak (desetak, dvadesetak itd.). Takođe se posvećuje posebna pažnja tzv. „pleonastičnim aproksimativnim brojnim konstrukcijama“ tipa : aproksimativna reč + aproksimativni broj (oko desetak, jedno dvadesetak itd.) koje su vrlo prisutne u jezičkoj praksi i čija bi se funkcija mogla preciznije okarakteristati kao „pojačani izraz aproksimacije“. Posmatraju se i diskurzivne situacije u kojima se aproksimativno značenje brojnih imenica na -ak (ili na -ina) umanjuje ili čak gubi.
SYMANIEC Virginie
Atelier de recherche sur l’intermédialité et les arts du spectacle (ARIAS)
CNRS – Université Sorbonne nouvelle - Paris 3 – École normale supérieure
RES 84/1-2
The Eastern Slavic Ideological Building
Languages, Races and Nations
in the Nineteenth Century Russia
Throughout the 19th century, the notion of language has been used by European scholars to create and to expand the notion of ‘Russian race’, which was divided into three ‘ethnical entities’ : Great Russians, Little Russians and White Russians. The invention of these entities was based on an opposition between two concepts : russkost´ had to be against ruszczyzna, as well as Russia and Poland were opposed after the partition of Poland (1772, 1793 and 1795) and the Congress of Vienna (1814-1815). This paper tries to explain several oppositions and differences between a linked terminology : rossijskij jazyk against russkij jazyk, russkost´ against ruszczyzna, obrusenie, obrusit´ against rusifikacija, rusificirovat´, showing their importance not only for the birth of a modern Russian history, but also for the invention of a modern history of Belarus and Ukraine, in an imperial environment of speeches where the language was exactly related to the ‘race’ to define the ‘nation’.
Восточнославянское идеологическое строительство : языки, расы и нации в России в девятнадцатом веке
На протяжении XIX века, понятие языка
было использовано европейскими учеными, чтобы создать и расширить понятие « русской расы », которая была разделена
на три « этнические части » : Великороссы,
Малороссы и Белорусы. Изобретение этих
частей было основано на оппозиции между
двумя понятиями : русскость была против
ruszczyzna, так как Россия была против
Польши, после раздела Польши (1772,
1793 и 1795 гг.) и Венского конгресса
(1814-1815 гг.).
Эта статья пытается объяснить несколько оппозиций и различий
между родственными понятиями : Российский язык против Русский язык, русскость
против ruszczyzna, обруситъ против русифицироватъ, показывая их значение не
только для рождения современной истории
России, но и для изобретение современной
истории Беларуси и Украины в дискурсах
имперской среды, где язык был именно связан с « расой », чтобы определить « нацию ».
THOMAS Paul-Louis
Centre de linguistique théorique et appliquée (CELTA)
Université Paris-Sorbonne
RES 84/1-2
For a Common BCMS (Bosnian-Croatian-
Montenegrin-Serbian) Grammar
This paper aims to present the main problems
encountered by Osipov and Thomas, the
authors of a new BCMS (Bosnian-Croatian-
Montenegrin-Serbian) grammar in French :
– Is it justified to write a common grammar
when we are now dealing with four different
standards ? The answer is affirmative since it
is in fact a single linguistic system, polystandardized
(as it already was for Serbo-
Croatian), as are English, Spanish, Portuguese,
German, etc. How should this single
linguistic system be called ? The least unsatisfactory
choice seems to be BCMS, with the
initials of the four names in alphabetical
order.
– Methodological and technical problems :
the question of the alphabet (Latin or
Cyrillic ?) ; the presentation of western and
eastern variants side by side, separated by a
slash (vlak / voz) with an explicit indication
for the potential variants unique to Bosnian
or Montenegrin ; the presentation of the Ekavian / (I)jekavian opposition (different
evolutions of the former vowel jat) with the
use of brackets (ml[ij]eko) or a reverse slash
(leto \ ljeto). The systematic accentuation,
not only of words but also of all the example
phrases, raises the problem of the numerous
accentual variants, but can reveal phenomena
that might otherwise go unnoticed (opposition
between determinate and indeterminate
adjectives, transfer – or lack thereof – of the
accent on prepositions, changes in the accentual
system).
– Our grammar is intended not only to be
prescriptive for the norm(s) of the standard
language(s), but also descriptive, especially
when the usage is in conflict with the standard,
whether the standard agrees to endorse
the usage or rejects it ; several examples are
given for phonetics, morphology and syntax.
– The description of the BCMS language in
French poses terminological problems, related
to different traditions in the naming of some
grammatical features in BCMS and French,
and certain set traditions in French for the
description of Slavic languages. These problems
have been resolved differently in each
case.
Za zajedničku gramatiku BCHS
(bosanskog, crnogorskog, hrvatskog,
srpskog) jezika
Članak ima za cilj predstavljanje glavnih
problema sa kojima su se suočili Osipov i
Thomas, autori nove gramatike BCHS
(bosanskog-crnogorskog-hrvatskog-srpskog)
jezika na francuskom.
– Da li je opravdano pisati zajedničku
gramatiku kada su prisutna četiri različita
standarda ? Odgovor je da, jer se radi o jednom
jedinom lingvističkom sistemu, polistandardizovanom
(kakav je bio u vreme srpskohrvatskog)
kao engleski, španski, portugalski,
nemački itd. Kako nazvati ovaj lingvistički
sistem ? Najmanje loš izbor je skraćenica
BCHS sa inicijalima u abecednom redu.
– Od brojnih metodoloških i tehničkih
problema navodimo : pitanje pisma (latinica ili
ćirilica), uporedno predstavljanje zapadne i
istočne varijante, odvojene kosom crtom (vlak
/ voz) sa eksplicitnom napomenom kada
bosanski ili crnogorski imaju vlastite varijante,
grafičko beleženje opozicije ekavskog i (i)jekavskog (različiti refleksi nekadašnjeg
vokala jata) uglastim zagradama (ml[ij]eko)
ili obrnutom kosom crtom (leto \ ljeto). Naše
sistematsko akcentovanje ne samo reči, već i
svih rečeničnih primera, postavlja problem
zbog mnogih akcenatskih varijanata, ali omogućuje
da se pokažu pojave koje bi inače
prošle nezapaženo (opozicija između određenih
i neodređenih prideva, (ne)prenošenje
akcenta na predloge, evolucija akcenatskog
sistema).
– Naša gramatika teži da bude ne samo
preskriptivna za standardnu normu (standardne
norme), već i deskriptivna, naročito
kada je uzus u konfliktu s normom, bilo da
ona prihvata uzus ili ga odbacuje, za šta
dajemo više primera iz fonetike, morfologije i
sintakse.
– Opis BCHS jezika na francuskom uzrokuje
terminološke probleme zbog različitih tradicija
u imenovanju izvesnih gramatičkih pojava
na francuskom i BCHS jeziku i zbog ustaljene
prakse u francuskim opisivanjima slovenskih
jezika. Ove probleme smo rešavali različito,
od slučaja do slučaja.
VRINAT-NIKOLOV Marie
CREE – CERLOM
Institut national des langues et civilisations orientales, Paris
RES 84/1-2
The Task of Reconsidering Bulgarian
History and Literary Model
What Kind of Bulgarian Literary History ?
Since the beginning of the structuralist
period, literary history has had to face a
crisis, which in Bulgaria is combined with
another crisis concerning literary criticism
after 1989. Researchers and scholars have of
course started to question some aspects of the
literary model, of the acknowledged periodisation
and the national myths and to conceptualize
it in its entirety. But there is still no
Bulgarian literary history, which could dynamically
mix reception (sociology) and conditions
of production of the works, debates
(ideological, translative and so on), anthropo-logy, history, literary history, broad cultural
and artistic context.
The aim in this paper is to outline the main
aspects of a new Bulgarian literary history,
anxious to reconsider the Bulgarian model, to
bring into question notions and dichotomies
accepted without discussion, to propose a
dynamic construction, to examine concepts
which are not frequent but nevertheless
functional, to reveal the tensions which go
through the Bulgarian literary field.
Преосмисляне на българската
литературна история и канон
Как да напишем нова история на
българската литература ?
Тази статия има за цел да постави задачите
на една нова литературна история на
България, каквато имам желанието и амби
цията да създам, имайки предвид две различни публики – френскоговореща от една
страна, т. е. публика, която не познава тази
литература или я познава слабо, и българска от друга страна. Това налага такъв труд
да е новаторски и оригинален.
В статията се разглежда каква литературна
история е възможна и желателна след
структурализма и « новата критика », какво
предизвикателство представлява тя за
литературната теория, какви новаторски литературни истории бяха издадени през
последните години във Франция и какъв е
техният принос, какво е положението в
България. Накрая са очертани в общи линии
структурата и основните динамики и
напрежения, които бих искала да разкрия,
какви готови, шаблонни понятия смятам
да сложа под въпрос, благодарение на
плодотворното кръстосване на различни
научни полета (история, литература,
антропология, социология, история на
изкуствата т. н.).
Revisiter l’histoire et le canon littéraires bulgares : quelle histoire littéraire de la Bulgarie ?
L’histoire littéraire est en crise depuis le structuralisme, crise qui s’est combinée en Bulgarie à celle de la critique littéraire après 1989. Certes, des chercheurs et universitaires ont commencé à mettre en question certains aspects du canon littéraire, la périodisation admise et les mythes nationaux, et à la conceptualiser dans son ensemble. Il manque cependant toujours une histoire de la littérature bulgare qui croise de manière dynamique réception (sociologie) et conditions de production des œuvres, débats (idéologiques, traductifs, etc.), anthropologie, histoire, histoire littéraire, contexte artistique et culturel large.
J’aimerais ébaucher dans le cadre de cette communication les contours d’une histoire littéraire bulgare soucieuse de revisiter le canon bulgare, de mettre en question des notions et des dichotomies acceptées sans qu’elles aient été véritablement interrogées, de proposer une construction dynamique, d’interroger des concepts insuffisamment convoqués et pourtant fonctionnels, de mettre au jour les tensions traversant le champ littéraire bulgare.
